Мишнёв Павел
ВОЗВРАЩЕНИЕ
(Повесть "МАЛАК" часть 1)
По-моему, был четверг или пятница, точно не скажу. Поздняя, сырая и бездушная осень. Дергая листья с деревьев, она была похожа на старого циника, который отрывает лист за листом, потихоньку, не торопясь, как будто испытывает чье то терпение. Вечер, мутный как погода. Время ползло как обычно через улицы и подворотни, поднималось к крышам молчаливых и хмурых домов, потом снова сползало вниз, к реке и там словно замирало. Иногда, когда мне остачертевало все на свете и не хотелось возвращаться домой, а такое бывало часто, я садился на заднее сидение своего Линкольна и командовал водителю - Вперед! Он знал, что теперь нам придется носиться по городу в зад вперед, пока я не скажу: “Стоп!” Он хорошо освоил эту игру и исполнял свою роль с некоторым удовольствием, тем более что после этого он мог убираться, и машина до утра была в его распоряжении.
Машина петляла, уворачиваясь от встречных, завывая на поворотах, и взвизгивая тормозами, когда, кто-то перебивал ее шарканье по асфальту. Радио разрывалось от блюзовых импровизаций неизвестного гитариста. Все шло как обычно. С утра шел мерзкий, глумливый, тягучий дождь, из-за чего вся работа катилась коту под хвост. Желание смыться появилось у меня уже часам к четырем. Еще пара телефонных звонков, реверанс жене по телефону, дежурный комплемент секретарше, и вот я на заднем сидении.
В этот раз мы катались дольше обычного. Сначала я долго искал свою серебряную зажигалку, подаренную "Чешкой", как я называл ее тогда. Ну, ту, которую она привезла мне несколько лет назад из Штатов, в знак примирения. Потом я пытался избавить свою голову от шелухи последних событий, и, наконец, я неожиданно для себя крикнул во всю глотку: "Стой! Здесь!"
Странная улица, кажется, это не далеко от вокзала. Не помню. Раньше я здесь ни разу не был, но что-то знакомое все же проглядывалось.
Машина медленно вползала во двор. Одноухий, неопределенного цвета кот, со взглядом питекантропа, только что наслаждавшийся объедками из развороченного мусорного бака, услышав гул мотора, дернул к ближайшему подвалу. Ветер поднял с мостовой обрывки газет и еще какую-то мерзость.
Я опустил стекло и высунул руку с сигаретой на улицу, неожиданно ее обдало холодом. Я пульнул огарок в сторону и засунул руку обратно. После недолгого промедления я все-таки вывалился из машины. Вечер, сырой и сытый своей ненужностью, распрощался с дневным светом и стал негромко похрапывать. Машина тихонько, словно на цыпочках, прокралась мимо меня и исчезла. Бар, возле которого я очутился, был обычной забегаловкой. Вывеску не меняли уже лет ...надцать. Она вся прогнила и неон, у которого еще хватало сил светиться, подрагивал при каждом всхлипывании дверей и порывах ветра. Название было трудно разобрать, но я прищурился и прочел - "ВОЗВРАЩЕНИЕ". "Да, с фантазией у местных жителей напряженка", - подумал я и, толкнув дверь от себя, вошел в, рвавшийся наружу перемешанный с дымом, смрад.
Перед тем, как войти в заведение, мне пришлось переступить бродягу, что сидел у порога, выставаив вперед ноги. Странно, обычно, я не подаю голодранцам вроде него, но сегодня... Может хотелось изменить что-то. Я залез в карман плаща, достал мелочь и бросил ему в шляпу. “Спасибо” - ответил на мое подношение бродяга – “…а то вот есть такие… сегодня ночью на соседней улице сбили парня, так водила стащил его с капота и бросил подыхать, да-да, вот под той мусорной кучей…а пацан то помер…”. Я не дослушал его и вошел внутрь.
Я люблю такие, вот, местечки: дешевый коньяк, дешевые сигареты, люди, которым нет ни до чего дела. Безликие, как тараканы, они приползают сюда, чтобы просто забыть обо всем. Среди них проще всего затеряться. Первые пару мгновений они рассматривают тебя с презрением, мол, что этот милашка делает в такой дырище. Но потом, где-то, после второй, они примут за своего любого, кто с ними выпьет. Даже если это будет сам Господь Бог. Я думаю, это можно считать началом истории.
Бар представлет собой небольшую комнату с деревянными стенами, на которых висят выцветшие фотографии, то ли посетителей, то ли бывших хозяев. Посредине комнаты висит, размером с хорошую дыню, дирижабль, надпись на котором, как и название кабака, поражает своей оригинальностью, - "ZEPPELIN-1907". Столы, стулья, стойка и все остальное, что является антуражем данного заведения, имеет вид потертого пиджака, который выстирали, вычистили, повесили в шкаф, где его благополучно сожрала моль. Свет тусклый, лампы периодически гаснут, то там, то тут. Сигаретный дым висит в воздухе, наверное, с тех пор, как сюда зашел первый посетитель, лет триста тому назад. Музыка, типа рок-н-ролл, шабуршит из давно охрипших динамиков.
Так вот, в баре было много народу, уже изрядно поддавшего, гудевшего про какие-то гонки, футбол и подонков, что стоят за всем этим. Поскольку настроение мое отличалось от общей плесневой жижи, я взял привычную бутылку коньяка и стакан, тихо отполз в угол за свободный столик и... Место, которое я выбрал, оказалось весьма удобным. Я видел все происходящее, сам оставаясь не замеченным. "ZEPPELIN…" раскачивался из стороны в сторону, создавая впечатление качки, что, в свою очередь, усиливало действие коньяка. Как говорится: “реальность - это всего лишь заболевание, вызванное недостатком алкоголя в крови”. Время текло неспешно. Дым, образовавшийся вокруг меня, рождал странные образы, природу коих понять не представлялось возможным. Иногда это были причудливые звери, иногда люди, которые ушли и уже никогда не вернутся. Порой образы, сменяясь один другим, создавали некое подобие фильма, в котором я сам мог выбирать, направление, в котором будет развиваться сюжет. Вот и теперь надо мной появилось облако похожее на собачью голову. Пепельница, не выдержав лавины окурков, сдалась. Они посыпались из нее, словно дети из родительского гнезда. Точно не помню, сколько прошло времени, но людей оставалось все меньше и меньше, музыка затихала, я допивал очередную порцию зелья. В этот момент, ко мне за стол подсел какой-то странный тип. Одет он был то ли в монашескую рясу, то ли в старый замусоленный плащ. Я уже плохо различал то, что происходило вокруг. Кто он был, для меня, до сих пор осталось загадкой, а вот зачем он пожаловал, мне стало ясно несколькими днями позже. Когда он сел, я, словно зомби, стал рассказывать ему о себе, о своей жизни. Не могу понять что, меня подвигло на такую откровенность. До этого я даже с друзьями был закрыт наглухо, как железный сейф, времен соцреализма.
Последние полтора года меня жутко мучила одна проблема - Я НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВОВАЛ. Нет, голод, жажда и другие животные инстинкты были в норме, хотя и в этом я стал сомневаться. Я про другие чувства, любовь, зависть, радость, горе, отчаяние, сострадание, да просто элементарная боль. Физическая боль у меня отсутствовала. Все, что я мог придумать, чтобы не превратиться в растение - это шатание по разным злачным местам, в поисках чего-то, сам не представляя чего. Я рассказал ему о "Чешке" - это был последний всплеск, как будто прощание с собой. Она пробудила во мне то, что я, казалось, утрачивал с каждым днем все больше и больше. Странно, я называл ее женой, но наши отношения больше напоминали отношения, как сейчас модно говорить - по психотипу, отношения “жертвы” и “палача”. Причем, кто из нас какую роль исполнял, точно сказать было трудно. Мы все время менялись местами, истязая друг друга до полусмерти. Когда мы поссорились, и она уехала в Штаты, цвета стали меркнуть и по прошествии двух лет, когда мы встретились снова, кажется в "Фараоне", процесс было уже не остановить. Хотя она собственно и не пыталась. Мы долго говорили о ней, обо мне, о том, что произошло, но ни разу не прозвучало слово МЫ. Я понял, что теперь ничего не исправишь и не вернешь. Напоследок она подарила мне серебряную ZIPPO, как символ своего прощения, и исчезла из моей жизни. Она исчезла, как и появилась, внезапно, не оставляя следов. После нашей встречи, все, что осталось у меня - эта зажигалка и всепоглащающяя пустота. Да, я могу с полной уверенностью сказать: “я любил ее, безумно любил”. Если бы она, тогда в "Фараоне", дала мне хоть малейший шанс, может быть... может быть.... День за днем жизнь становилась для меня все менее, ну что ли живой. Я писал сценарии, которые, на мое удивление, покупали и даже снимали по ним кино. Деньги, которых у меня всегда было достаточно, перестали меня волновать окончательно, т.к. их стало столько, что я не успевал их тратить. Я вернулся к жене, мы жили каждый своей жизнью, и старались не мешать друг другу. Удобно? Да, удобно, а какая разница?! Как писал один мой знакомый:
"Жизнь или смерть, -
В этом ли дело,
Какая разница ,
С какой стороны.
Душа просила,
И делало тело,
То, что когда-то
Предвидели сны.
Кровавое месиво,
И сила удара,
Равняется массе
Несказанных слов
Я ведь не демон
И ты не святая,
Остался Вопрос -
Зачем это все? …"
И дальше:
"...Отбитые легкие
тихо шептали,
Раздробленных пальцев
Последняя дрожь
Я чувствовал, что
Мы сойдемся крестами
И нет ничего
Только лужи и дождь
Разорванных крыльев
Рассыпаны перья
Клубятся, как снег
По дороге пустой
Жизнь или смерть
В этом ли дело
Вот мертвая птица
Вот голос немой..."
...Я говорил, говорил, а он слушал и молчал. Когда я закончил, он встал из за стола, потом обернулся и сказал: "Я знаю, кто может тебе помочь". Я даже протрезвел от неожиданности. Потом произошло то, что я не могу уложить в своем костлявом мозгу, я как будто наблюдал за происходящим со стороны. Я вскочил и, схватив его за руку, закричал: "Кто!". Я готов был вытрясти из него душу, сцепив зубы, я взял его за шиворот, но он не пошевелился. Только посмотрел на меня как-то так, что я понял, что делаю не то. Отпустив его, я снова сполз на свое место. Чуть успокоившись, отхлебнув коньяка, достал сигарету, поджег ее и поднял глаза. Он стоял не шелохнувшись, не отводя взгляда наблюдая за мной. Затем он наклонился и шепнул мне на ухо: "ПАЛАЧ..." Я впал в оцепенение. После того, как я пришел в себя, в баре уже никого не было. Свет был погашен, стулья были перевернуты, бармен с укоризной поглядывал на меня, протирая стакан грязным полотенцем. Откуда то доносилась заунывная песня:
"..Я вышел на улицу,
ветер лежал тихо в мокрой траве,
он уже не плакал, он лишь умолял,
чтобы я вернулся к тебе..."
Что там дальше не помню. Я вышел, вместе со мной на улицу вырвался душивший бармена угар. Было утро. Безмозглое утро. Я еще до конца не протрезвел, и поэтому ночной разговор был для меня чем-то вроде галлюцинации или видения. Хорошее начало для сценария, подумал я, достал из кармана записную книжку. Записал пару строк на птичьем, понятном только мне, языке и сунул книжку обратно. Постояв несколько минут на "свежем" воздухе, выкурив сигарету я медленно поплелся искать такси, или, хотя бы, телефон. Мой разрядился и, оглушив меня своим дурацким шипением, окончательно заткнулся. Состояние было таким, как будто меня запихнули в мешок и таскали по ступенькам вверх-вниз целую ночь. Вдруг, я увидел на углу того самого типа, которому я "исповедался". Я побежал к нему, но запутался в полах своего плаща и, с визгом, обрушился в лужу. Поднимаясь, я, видимо, поднял такой хай, что перепуганный бармен выскочил посмотреть что произошло. Чья-то рука подхватила мою, и, около самого уха, я услышал голос моего "спасителя": "Его зовут ПАЛАЧ..." Я испугался и шарахнулся в сторону. Ударившись о мусорный бак, и, перевернув несколько соседних, я замер и стал оглядываться по сторонам. С одной стороны, около входа в бар, все также стоял бармен. Поймав на себе мой взгляд, он ухмыльнулся, словно увидел раздавленного катком кота, и исчез за дверью. С другой стороны был выход из переулка, по-видимому, на какую-то оживленную улицу, по которой как крысы носились автомобили. Я встал, отряхнулся, и снова посмотрел по сторонам, никого...
Несколько дней я не мог забыть эту историю. Я даже набросал идею сценария на пару страниц. Иногда, я так проделывал с неразрешимыми проблемами. Если что-то не получалось, я старался успокоиться, выпивал стаканчик Бредни и садился за письменный стол. Вылив ситуацию на бумагу, в виде сценарной разработки, начинал думать - что в какой сцене не так и что может сделать герой, т.е. я. Обычно мне хватало пары предложений, переделать финал и вот уже решение проблемы лежит на блюдечке с голубой каемочкой. В этот раз все было иначе. Исписав несколько листов с обеих сторон, я обнаружил, что хожу по кругу. Бар, человек в мятом плаще, мои испражнения, в смысле откровения, имя, если так можно сказать, "Палач". Потом снова бар, и снова человек в плаще, и снова этот дурацкий "Палач". Ничего не сходилось, и выхода не было. Прошло несколько часов. Мой кабинет превратился в обиталище мелких клочков изорванной бумаги. Допитая бутылка валялась на полу, все время путаясь под ногами. Я вконец запутался, закончился кофе, последняя сигарета прощалась с жизнью, ныряя в пепельницу. Я сидел на карточках возле кресла и пытался снова сложить мозаику, из обрывков написанного. Прошло еще пару часов и мне страшно захотелось курить. Плюнув на все, я решил, что стоит "освежится", хотя это еще как назвать. Сорвав с вешалки плащ, я вышел на улицу. Около дома стоит табачный киоск. Как всегда, я молча подошел, положил деньги и, не глядя на продавца, взял пачку "Lucky Strike". Нервно сдернув полиэтилен, выбил из нее сигарету, сунул ее в рот, я достал ту самую "ZIPPO". Когда пламя вырвалось на свободу, я снова в толпе увидел того, черт возьми, того самого типа. Естественно, я бросился за ним, сшибая на ходу прохожих, извиняясь и путаясь в плаще, пробежал за ним несколько кварталов. Он, не замечая меня, быстро удалялся, пока совсем не растворился среди нахмуренных физиономий... Измотанный и уставший, я первый раз за всю свою, после "Чешки" жизнь, понял, что не справляюсь с ситуацией. Самое смешное - мне это нравилось. И я решил продолжать, чего бы мне это не стоило, пока не доберусь до сути. Да и в конце-то концов, идея сварганить из этого маразма сценарий, показалась мне жутко заманчивой. Я решился - буду продолжать. Но как? Что? Поразмыслив, я начал с того, что стал искать человека в мятом плаще. С памятью было, конечно, туговато, но кое-какие приметы я, все же, вспомнил. Пошуршав по справочнику, я набрел на телефон бара "Возвращение". Позвонил туда, пытаясь найти вчерашнего бармена. И тут, что называется, началось, то, чего я даже не мог предположить. Мне сообщили, что бар не работает уже около трех лет, и что теперь там прачечная. Я не поверил собственным ушам. Переспросил адрес и, через четверть часа, был на месте. Да, действительно, бара там не было. На его месте оказалась контора, стирающая белье. Я подумал, что ошибся адресом, но, во-первых, другого бара с таким "интеллектуальным" названием в справочнике не было. Во-вторых, переулок, мусорные баки, хромоногий котяра с обглоданным ухом, даже вывеска были те. Мне показалось, я двигаюсь рассудком. Но я же был пьян, где же я так набрался. Потом тот человек на улице. Черт подери! Да такого не может быть! Неужели мне все это привиделось!? Неужели... Я повернулся и, бормоча, побрел обратно. Но нет, это не может быть ни сном, ни галлюцинациями. Вдруг я снова услышал треск тока и скрипение шатающейся вывески. Нет! Я все помню! Или, может... я все-таки сошел с ума... И в том и в другом случае терять мне было нечего, и я решил, что найду этого "Палача". Улицы, изъезженные бесконечными полосами света, подворотни, кишащие какими-то мерзкими созданиями, и источающие несносное зловоние. Я брел, избегая людных улиц, петляя закоулками дворов, в которых, казалось, все замерло. Пустые глазницы окон, люди, которые, завидев незваных пришельцев, задергивали шторы и закрывали руками лица. Мне показалось, что я попал в какое-то другое измерение или вышел на обочину времени, и наблюдаю за всем происходящим, словно за фильмом или спектаклем, сидя на колосниках жизни. Выцветшие физиономии странных созданий толи собак, то ли призраков, увязались за мной и тихонько поскуливали. Я даже не знал с чего начать, потому просто слонялся по городу. Периодически мне попадались люди, или лучше сказать то, что от них осталось, которые, услышав имя –“Палач”, шарахались от меня, как от прокаженного, а то и откровенно посылали. Я задавал один и тот же вопрос: "Где мне его найти?". Замызганные цыганчата кривляли мой вопрос - "Стукача",…"Колонча". Уличные шлюхи отворачивались или делали вид, что меня не замечают. Как-то я не выдержал и, схватив одну из них за руку, пригрозил, если она мне не поможет, я сдам ее куда следует. Вдруг, как из под земли за моей спиной вырос то ли ее муж, то ли сутенер. Не успел я опомнится, как уже лежал на асфальте, и у меня сильно болела губа. Я поднялся, встряхнул плащ, утер кровь и продолжил свои поиски. К вечеру силы стали меня оставлять, пришлось купить бутылку бренди. Сделав несколько больших глотков, я предложил ее, проходящему мимо бомжу. С моей стороны это было ходом, чтобы развязать ему язык. Но, услышав чего я хочу, тот рассмеялся мне в лицо, - дескать, кто такой я, а кто "Палач", и что я могу ему предложить. Мне уже было все равно, что обо мне подумают или скажут, я должен был найти его. После того, как село солнце, еще несколько часов я провел, блуждая по переулкам, в надежде отыскать хоть какой-то след человека, который мог меня спасти. И вот устав, совершено обессиленный, я присел на ступеньку одного из многочисленных клоповников, с гордым названием "КАФЕ-БАР". Рядом со мной примостилось некое существо в совершенно бесформенной, несуразного цвета, одежде. Я, не поворачиваясь к нему, просто в пустоту перед собой спросил "Палач, ты где?" Существо, которое до этого капашилось, как мышь в кладовке, неожиданно затихло. Я заметил, как оно пытается незаметно ускользнуть в дверь клоповника. Эта попытка не увенчалась успехом, т.к. я, сообразив, что оно что то знает, схватил его за воротник и повалил на землю. С неистовой силой, сжимая руки на его шее, я прошипел сквозь зубы: "Ты отведешь меня к нему, иначе я тебя придушу". Существо оказалось тем самым человеком, который мне и назвал это имя. На какое то мгновение я впал в замешательство, и он, воспользовавшись тем, что я ослабил хватку, вырвался и побежал как хромая гиена зализывать раны. Не смотря на усталость, я был наполнен такой решимостью, и, к тому же, это был мой единственный шанс, что я ринулся догонять свою добычу. Я следовал за моей целью по пятам, но догнать ее, все же, было не просто. С другой стороны, погоня пробуждала во мне необъяснимый азарт. Кто сильнее, кто кого? Хотя я знал, поднатужся чуть больше, и он будет в моих руках. Сколько мы бежали не знаю, но голод и скитания того дня дали о себе знать. Я стал бежать медленнее, потом остановился. Когда восстановилось дыхание, я обнаружил, что нахожусь посредине заброшенной стройки. Уже была глубокая ночь, и почти ни черта не было видно, кроме торчащих со всех сторон кусков бетона и безглазых зданий, возвышавшихся, словно великаны, над глубоким карьером. Он был похож на кратер от упавшего метеорита. Я стоял над ним, не подозревая, что с каждой секундой приближаюсь к своей цели, и что ничто уже не в силах остановить то, чему, как мне кажется, было суждено случиться. Впрочем, это лирика, а проза была такова. Стоя над краем "пропасти", я вдруг услышал шум где-то недалеко. Я подумал, что это мой знакомый, тоже устал или запутался. Я пошел на шум и оказался в чреве одного из великанов. В подвал вела широкая лестница, больше напоминавшая ребра, стены были изъедены ветром, потоки воды во время дождя струились сверху, как желудочный сок, разъедая все на своем пути, а я напоминал себе кусок, еще не переваренного, пирога. Шорохи были все ближе и ближе. Достав зажигалку, я попытался рассмотреть, что впереди. Подвал был по щиколотку наполнен водой, и для того, чтобы дойти до источника шума, нужно было двигаться по ней. Мне было все равно, и я пошел вперед. Вода была достаточно холодной, но больше меня интересовал шум. Маленький огонек зажигалки давал возможность видеть направление. В определенный момент мне показалось, что впереди, хлюпая по воде, кто-то идет. Это подбодрило меня, и я продолжал движение. Пройдя некоторое расстояние, я наткнулся на огромные железные ворота, имевшие вид приоткрытой пасти. Я подошел к ним. Между створками или, лучше сказать, челюстями, зияла щель, через которую, я и попал внутрь.
Густая тьма. Холод. Страх обнял меня и тихонько стал пережимать горло. Пустота звенела в ушах с нарастающей силой, казалось, что сейчас полопаются перепонки. Внутренний голос говорил: "Беги отсюда", но ноги не слушались, и я все дальше проникал в глубь, тянущего к себе пространства. Находясь в этой кромешной пустоте, чтобы успокоиться, я снова ушел в свои размышления. Все в моей жизни складывалось, как того хотел. Деньги, положение в обществе, женщины, - все это я вырывал у жизни сам, своими собственными зубами. Любым способом добраться до вершины. Моя жизнь была похожа на непрерывную борьбу за выживание. Меня мало интересовало, кто стоит передо мной, меня не пугали авторитеты, людей и события я использовал, как своеобразные ступени. Моим лозунгом стали слова одного человека, из тех, через которых я переступил: - "сначала всё покупали за душу, потом появились деньги, за которые стали покупать души". Я готов был "продать Рим". Да, все правда, но не смотря на это, я всегда оставался бесконечно одиноким человеком. Слова "друг", "близкие" - для меня были лишены всякого смысла и сейчас, находясь здесь, я осознал это с необъяснимой силой. Я начал буквально слышать свое одиночество. Я ощутил его каждой клеточкой своей, казалось, мертвой души. Оно звенело в унисон с тишиной, отражалось от стен с каждым разом усиливаясь, становясь все более громогласным. Вдруг, сквозь тишину, я услышал звук, напоминавший, удара колокола, и сверху на меня неожиданно пролился голубовато-сиреневый свет. Сначала он слегка ослепил меня, но после, показался мне даже приятным. Что служило его источником, было не ясно. Свет образовал правильный круг на полу. Я и не заметил, но здесь воды не было. В центре круга стояло нечто бесформенное и огромное. Я подошел к этому “нечто”, и разглядел в нем подсвечник. Но не такой, какие есть в домах, он больше походил на церковные канделябры. Единственная разница была в том, что он был около пяти метров росту, и свечи располагались на нем не сверху, они, как бы покрывали его со всех сторон. Странно, но когда зажегся свет, мой неистовый страх только усилился. Меня, буквально, затрясло в судорогах, как, наверное, трясет оленя, когда волки находятся так близко, что он может разглядеть капельки слюны, соскальзывающие с их клыков. "Он не будет тебе помогать", - эти слова раздались, как разряд молнии. Я дернулся и отскочил к воротам, причем это произошло так быстро, что я не успел ничего сообразить. Я опомнился только, когда почувствовал сильную боль в районе затылка. Видимо, я ударился головой обо что-то твердое, когда, теряя рассудок, метнулся от, неожиданно вырвавшегося из ниоткуда, голоса. Придя в себя я, осмотревшись, увидел в другом конце комнаты человека в мятом плаще, ну да, того самого, который привел меня сюда. Я словно очнулся от сна, судороги прекратились, страх растворился. Прикрыв рукой глаза, я попытался приблизиться к нему, но он, демонстративно, сделал шаг назад. Я остановился и спросил: "Почему?". Человек ответил: "Ему не нравится твоя история и, к тому же, тебе нечего ему предложить взамен".
- Но у меня есть деньги...
- Они его не интересуют, - прервал меня голос. Да, голос! У меня было странное ощущение, что не человек говорит со мной, а голос.
- Но...
- Нет, уходи!
- Я готов на все, только помоги мне, - кричал я, оглядываясь по сторонам, в поисках хозяина голоса.
- Нет!
Я сделал еще несколько попыток уговорить голос помочь мне, но он не отвечал. Тогда уже отчаявшись, я сел на пол и, силясь заплакать, просто в никуда начал говорить: "Ты не понимаешь, ты просто не понимаешь. Я - никто! Я - пустой, треснувший кувшин, я ни кому не нужная старая записная книжка, в которой множество телефонов, когда-то нужных и родных людей. Они были частью какого-то человека, а теперь это просто список воспоминаний, и ее не выбрасывают только из жалости. Я - бессмысленность этого мира, никчемное сооружение, в которое вложено куча денег, но которое сейчас забыто и окружено пустырем. ... ты пойми, что когда-то я мог видеть чужую боль, чувствовать чужие страдания, я мог....Я мог ЛЮБИТЬ... Неужели - это для тебя ничего не значит...теперь... я вижу только кто и сколько может заплатить, из чувств осталось одно - чувство голода, постоянное чувство голода. Нет, не то, что дает радость желудку, а то, что дает радость душе. Мне все время чего-то не хватает, не хватает мира, который я однажды продал. Слышишь! Я хочу получить мою жизнь обратно, я хочу вернуть все туда, где "Чешка", где запах моря, где крики чаек сводили нас с ума, где ее руки..., я хочу туда, где прикосновение губ было как выстрел, туда, где я видел сны.....а ведь я видел сны.." Я говорил, говорил. Через некоторое время, я уже не соображал где я, и с кем разговариваю. Мне казалось, что я один, в этой комнате, на этом заброшенном заводе, в этом грязном и промозглом городе, в мире, во вселенной. Я просто умолял вечность или, даже, самого Господа Бога смиловаться и дать мне прожить жизнь заново...
"Нет-нет, не с начала,
С того самого дня,
Когда ты кричала,
Я не слышал тебя,
Нет-нет, не с начала,
С того самого сна,
Где меня ты искала,
Так искала меня.
Я пытаюсь вернуть
То, что было однажды,
Я пытаюсь вдохнуть
Душу в старые сказки.
Я пытаюсь сказать
То, о чем не сказал,
Я пытаюсь летать,
Так давно не летал
Нет-нет, не с начала
С той самой весны,
Где мечта расцветала,
Где рождались мечты.
Нет-нет, ни с начала,
С тех самых вершин,
На которых осталось
То, что я так любил..."
…"я когда-то любил..." В этот момент я почувствовал, как горячая рука дотронулась до моего плеча. Я обернулся. Передо мной стоял человек с гладко выбритой головой, высокого роста в длинном черном кожаном плаще и ботинках типа "Харлей" с железными каблуками. Он склонился ко мне и пристально посмотрел мне в глаза. Не знаю откуда, но мне был знаком этот взгляд. “Хорошо”, - сказал он. “Я помогу тебе, но, во-первых: ты должен будешь сделать для меня кое-что. Во-вторых: ты не будешь задавать никаких вопросов”. Я согласился. Он сделал какое-то движение, и по подсвечнику разлилась волна маленьких огоньков. Я увидел за подсвечником некое сооружение, которое было похоже то ли на алтарь, то ли на жертвенник. Человек, как я понял это и был "Палач". Так вот, "Палач" подвел меня к "алтарю" и тихо сказал: "Первое, чтобы помочь тебе, мне придется пустить тебя в своеобразное путешествие. Если проще, ты должен будешь умереть". "Но…!”- попытался я возразить, он перебил меня: “Слушай! Я остановлю твое сердце, ненадолго, всего на 38 минут. Теперь, поговорим о том, что ты должен будешь сделать. Ты будешь мертв, значит Она придет за тобой. Она, т.е. смерть. Я хочу, чтобы ты посмотрел ей в глаза, когда ты вернешься, ты расскажешь мне, что ты там видел. Дальше, ты будешь там, как я уже сказал, 38 минут, по истечении этого времени, ты должен будешь любым способом добраться до подсвечника и опрокинуть его. Но помни, если она доберется до подсвечника первой, я не смогу тебя вернуть! И еще, чтобы ты не увидел, не закрывай глаза." С этими словами он вытащил из темноты здоровенные песочные часы. Я подчинился и лег на жертвенник, "Палач" снова повторил: "Чтобы не случилось, помни, если она доберется до подсвечника первой, я не смогу тебя вытащить!". Он выдержал паузу, после чего начал читать какие-то заклинания, и как по взмаху волшебной палочки, из глубины комнаты начали появляться огоньки - свечи. Они, то приближались, то удалялись, казалось, комната оживает, дыхание ее становилось все сильнее и тяжелее. Свечи вспыхивали, их становилось все больше и больше, пока светящиеся точки не слились в один большой огненный шар. В комнату ворвалась пылающая река, похожая на лаву, вырвавшуюся из вулкана. Она начала заполнять все пространство вокруг меня. Огромной силы стоило не закрывать глаза, т.к. веки, словно, налились свинцом и тянули меня в сон. Меня бросило в жар. "Палач" продолжал свой таинственный ритуал, но голос его начал удаляться от меня. От всего этого у меня пошли “мурашки” по телу. Страх снова наползал на меня, и снова каждую клетку моего тела сковали судороги. Суставы начало выкручивать, стиснутые зубы заскрипели и, вдруг, жара сменилась ледяным холодом. Я почувствовал, что мне нечем дышать. Таинственная сила весом в несколько тонн давила мне на грудь, уши заложило от жуткого скрежета, как скрипят несмазанные ворота, только в несколько десятков раз громче. Изредка, до меня доносились отдельные слова, которые все громче произносил "Палач”. Я абсолютно перестал соображать, что происходит. Комната завращалось вокруг меня, ускоряясь с каждым мгновением, принося с собой все нарастающую боль. Когда боль достигла апогея, все словно замерло, и я почувствовал что мое сердце остановилось.
Когда "Палач" закончил читать "молитву". В комнате воцарилась гробовая тишина. Свечи, создававшие до этого огненный вихрь, остановились. Они парили в воздухе. Иногда, они разлетались в стороны, словно освобождая для кого-то пространство. За всем происходящим с напряженным вниманием наблюдал "Палач". Когда воздушные потоки обдавали свечи своими крыльями, те, в свою очередь, отвечали небольшими вспышками света. Песок неумолимо торопил время, и шорох падающих песчинок навевал ощущение безысходности и, в тоже время, покоя. Неожиданно, все снова пришло в движение. Свечи заиграли под чьими то руками, потом разошлись в темноту, практически погаснув, и снова, с бешеной силой, начали слетаться к алтарю. В момент наибольшего напряжения, пятиметровый подсвечник зашатался и, со треском, рухнул на землю. Свечи, которыми он был покрыт, как брызги расплавленного металла, растеклись по полу. По лицу "Палача" стало ясно, что происходит нечто необычное. Он метнулся к жертвеннику, схватив по дороге одну из, висящих в воздухе, свечей, и начал читать заклинания в обратную сторону. Огни вокруг стали дрожать и, словно накрытые огромной волной, один за другим начали гаснуть. Погаснувшие свечи, падали вниз, разбиваясь на мелкие кусочки. "Палач" читал все громче, наращивая темп, но что-то говорило, что ситуация вышла из под контроля. Песок в часах сыпался все быстрее, словно его кто-то подталкивал. Наконец последняя песчинка упала, последняя свеча погасла, кроме той, что была у “Палача” в руке. Стало ясно, что "Палач" не успел. Он остановился, потом подошел к подсвечнику, лежащему на боку, будто Голиаф, поверженный неведомой силой. Он присел и погладил его. По всему полу были разбросаны множество выбоин. Подсвечник падал сюда не в первый и, даже, не в десятый раз. "Палач" обернулся и медленно пошел к тому месту, где лежал человек. Посмотрев на него, и на всякий случай проверив пульс, "Палач" поставил в изголовье свечу, снял свой длинный кожаный плащ и накрыл его с головы до ног.
Темная комната, освещенная только светом телевизора. Перед телевизором стоит старое кресло, в котором сидит человек. Лица его не видно. С подлокотника свисает рука с пультом. На экране та самая комната, лежащий на полу подсвечник, вокруг которого, обведенные мелом, сотни выбоин в полу, в радиусе падения. Съемки ведутся телекамерой в стиле любительского видео. Оператор показывает то лица полицейских, то ленту, опоясывающую место преступления, то подсвечник.
Я понял, почему его назвали "Палач". Я не знаю, что он сделал со мной, вернее с моими чувствами, но я перестал спать. Перестал появляться в людных местах. Я заперся в своей квартире и не могу ничего с собой сделать. После всего что случилось, и того, что я увидел. Мои чувства, как он и обещал, вернулись, но не такими, какими они были когда-то. Они, притупившиеся и замусоленные за долгие месяцы и годы, стали теперь какими-то гипертрафироваными. Я не просто стал чувствовать, с меня, словно, содрали кожу. Каждое мое соприкосновение с жизнью доставляет мне невыносимую боль. Боль, которую ни чем невозможно остановить. Я вижу страдания и нещастья окружающих, и они передаются мне, только многократно усилившись. Я превратился в кусок оголенного провода, в открытую незаживающую рану. Раньше я и не подозревал, что мои слова и поступки настолько сильно влияют на людей. Они улыбаются мне в ответ, а на самом деле просто истекают кровью. Это доставляет мне жуткие мучения. Мне приходится думать, прежде чем что-либо сказать или сделать, просчитывать на тысячу шагов вперед. Моя прежняя жизнь, в сравнении с теперешней, была просто раем. Любой, попавший в мое поле зрения человек, может обжечь меня, словно кипящей смолой, всего лишь думая о чем-то болезненном для него. Порезать меня своими мыслями. Только, как это не смешно, теперь они этого не видят. Все встало с ног на голову, или на свои места, не мне судить об этом. Может, я что-то должен искупить?! Так, что я не знаю, благодарить мне моего спасителя, который вернул меня к жизни или проклинать…
Диктор за кадром говорит о странном происшествии, сучившемся на заброшенном заводе, потом шумы стихают, и камера делает “наезд” на жертвенник. На нем лежит кто-то под кожаным плащом. Оператор подходит ближе, камера показывает из-за плеча судмедэксперта, который фотографирует лицо трупа. “Наезд” на лицо. Под плащом видно лицо "Палача" с открытыми глазами...
"Шаг за шагом, шаги растеряю
Я ступаю след в след по следам.
Знаний хватит ли? Я не знаю.
Вздохом выдохнет дух, я бы сам
В заблуждениях все заблуждения
И в забвении забыться нельзя.
Вдохновению претит вдохновение,
Я в молчании молча кричал.
Откровенны мои откровения,
Мысли путают мысли мои.
Сомневаюсь, нужны ли сомнения
Ниже низкого, значит ли вниз
Стук колес застучат по ресницам
Капли капают. В каплях душа
Птичьи стаи придуманы ль птицами?!
Смерть мечтает, что это мечта..."
КОНЕЦ.
Copyright 2002, Киев, (Мишнёв Павел), malack@narod.ru. Все права защищены и любое использование данного материала или его частей без письменного согласия автора запрещается.